Эйс жив!
Почему-то я не хочу делать из этого закрытую запись. Какая разница, это же моя жизнь.
Сама не знаю, зачем я выливаю это море откровений и соплей на ваши головы… Просто захотелось рассказать. Лучше не обращайте внимания.
Чья-то смерть может открыть глаза на жизнь.
Ей было пятнадцать. Из бедной семьи. Чертовски закомплексованная по этому поводу. Глупая она.Была. Счастье действительно не в деньгах.
Я всего лишь была с ней с одном коллективе по танцам. Не так много общались, в основном по делу. Никогда не были близкими подругами. Просто знакомые.
Я прекрасно помню тот день. Обычный вроде бы, никакого дождя, сильных порывов ветра, сдувающих душу, или вспышек молнии, как в фильмах. Все просто и банально. Мне позвонила Танька. В трубке слышались всхлипы. Танька вообще редко плакала. На редкость бессердечная и самоуверенная девчонка, но я почему-то очень хорошо с ней общалась. А тут вдруг такое…
«Наташка погибла».
Я просто оцепенела. У меня не было ни слез, ни истерики. Просто тупое оцепенение. Я долго сидела, уткнувшись взглядом в стену. Я просто не понимала, не осознавала, до меня не дошло.
Она не могла погибнуть. Просто не могла. Потому что ей было пятнадцать. Потому что она никогда никому не причиняла зла. Потому что не должна была. Это было неправильно.
Потом мне стали звонить еще из нашей группы, и еще… Бесконечный поток звонков, и все содержат всхлипы, и чей-нибудь срывающийся голос, заикаясь и захлебываясь слезам, пытался донести до меня дикую по своей нелогичности информацию: «На-наташка…». «Я знаю, - перебивала я. - Она погибла». Тихо и безучастно, как автомат. Я и была автоматом. Просто я не понимала. Она не могла погибнуть.
Потом мне позвонил еще кто-то. Из класса, тот, кто не знал.
- Юлька, - обеспокоенный моим тупым длительным молчание голос, - все нормально?
Я бросила трубку.
И просто поняла. Осознание вихрем ворвалось мне в голову, сметая все на своем пути. Меня прорвало. Как будто вытащили затычку, и я смогла вдохнуть воздух, одновременно выплескивая его вместе со слезами.
Удивительно, но мои родители *да-да, именно во множественном числе. Тогда ведь отец еще был с нами* не знали о том, что произошло до самого последнего момента. До того момента, когда мне надо было объяснить свое отсутствие в школе тем, что я собиралась идти на похороны.
В нашей семье все всегда пытались сохранить хотя бы видимость покоя. Скандалы родителей всегда проходили за закрытой на кухню дверью, но у меня невероятно чуткий слух, поэтому скрыть от меня ничего не удавалось. Им хватало своих проблем, они привыкли, что свои я решаю сама.
Если я отвечала, что у меня все нормально, то значит так и есть. Они невероятно упорно цеплялись за иллюзию. Иллюзию того, что все нормально, что их маленький стерженек в порядке. Проверять или допытываться им просто не хотелось.
Только на похоронах я узнала все подробности. То, что она попала под машину на глазах у родителей. То, что эта тварь за рулем укатила, бросив истекающую кровью девочку на дороге. То, что она полтора часа еще была жива, но скорая помощь приехала через два. То, что менты приехали почти сразу, но отказались отвести ее на машине до скорой. Не хотели сиденья кровью запачкать.
В церкви вдруг пришло неожиданное облегчение. Пусть совсем чуть-чуть, но все же. Хотя я никогда не была фанатичной верующей, но что-то в моей груди затрепыхалось.
Тогда священник сказал, чтобы мы не должны плакать. Потому что там она счастлива. Она еще не успела нагрешить, поэтому Бог прибизит ее к себе и сделает своим ангелом. Она должна стать ангелом для всех нас, кто ее знал.
Еще перед глазами стояло лицо ее старшего брата. Безжизненное, белое, застывшее. Лицо отца, искаженное страшной гримасой. Может быть, он долго и не прожил после этого, что-то с сердцем было. Не знаю. Дикие, нечеловеческие крики матери до сих часто снятся мне. Видеть, как дочь закрывают в деревянном гробе, как заколачивают его и опускают в землю… Медленно, потихонечку, словно с садистким удовольствием. В тот момент я просто молила, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы не стоять среди огромной рыдающей толпы.Чтобы не чувствовать, как рыдаю сама.
Наверное, еще больший шок я испытала, когда с работы вечером приехала мама. Первый же ее вопрос: «А ты уроки сделала?» просто вырубил меня в моральном плане. Конечно, ведь на следующий день я должна была пойти в эту гребаную школу, и что может быть важнее уроков!.. Блиа.
Я достала тетрадку и молча закапывала ее слезами. Уже потом, через какое-то время просматривая ее, я поняла, что все буквы размылись и превратились в неясное месиво. А я-то думала, что такое только в книгах описывают.
Впоследствии катализатором к истерике становились слова «все нормально?». Наверное, где-то в подсознании надежно отложилось, что именно с них все и началось. Самое трудное было удерживать непроницаемую мину на уроках. А потом можно было вернуться домой, в родное безразличие, и знать, что никто не будет доканывать вопросом, все ли нормально. Потому что им было все равно.
Наверное, с маминых слов насчет уроков и началось мое окончательное отдаление от нее. Если раньше мы просто ругались из-за моего переходного возраста и дерьмового характера, то теперь я просто перестала доверять. Не хотелось ожидать удара по больному месту. Опять.
Хочет держать за иллюзию нормальности – пусть держится. Переживу. Уже пережила.
Я никогда не прихожу за душевным разговором или советом, между нами стали невозможны нормальные человеческие отношения «мама – дочка». На ее вопросы, как у меня идут дела, я неизменно отвечаю: «Все нормально», словно эти слова вгрызлись мне на корочку мозга.
Ярким пятном среди последующей череды угольно-черных дней идет одно маленькое, но очень дорогое мне событие.
Вскоре после похорон Дашке, одной из моих подруг по коллективу, Наташина мама вдруг передает ей подарок. «Это от Наташи. У тебя ведь день рождения был. Она приготовила, просто… отдать не успела».
Не поверите. Это оказался маленький фарфоровый ангелочек. У меня просто не было слов. Я посмотрела наверх и благодарно кивнула.
Жизнь продолжалась…
Спустя две недели произошла та самая хрень, когда машина почти перед самым новым годом проехалась мне по ноге, и я ходила в гипсе. Дома, почти всегда в одиночестве, мне почему-то было легче справляться с черной депрессухой.
Странно, но только тогда я поняла, что жизнь чертовски несправедливая штука. Что она забирает тех, кто меньше всего заслужил это, а многие твари безнаказанно остаются на земле ипать мозги и другим. Я поняла еще многое, просто… не могу это объяснить словами. Все перевернулось и встало на свои правильные жизненные позиции. Пусть и жестокие.
Многие меня потом спрашивали, мол, ты была с ней такой близкой подругой. Нет. Просто я слишком сильно это через себя пропустила и позволила всему этому войти глубоко в душу. Это событие стало толчком к моему моральному перевоплощению. Тяжелому, болезненному, но, наверное, необходимому.
Я бросила танцы. Хотя жить без них не могла. Официальным поводом были проблемы с ногой, врачи запретили танцевать. Хотя я всегда отличалась редким безразличием к собственному здоровью и прекрасно знала, что если захочу, то смогу танцевать.
Я не захотела. Просто не смогла вернуться туда и видеть опустевшее место.
…С тех самых пор я полюбила одиночество. Именно тогда на меня вдруг начали накатывать непонятные волны отрешенности. То есть, прямо во время какой-нибудь шумной тусовки я могу замереть на месте и тупо таращиться в одну точку. Это как транс. Потом я, правда, быстро отхожу.
С тех пор люди начали называть меня странной…

Сама не знаю, зачем я выливаю это море откровений и соплей на ваши головы… Просто захотелось рассказать. Лучше не обращайте внимания.
Чья-то смерть может открыть глаза на жизнь.
Ей было пятнадцать. Из бедной семьи. Чертовски закомплексованная по этому поводу. Глупая она.
Я всего лишь была с ней с одном коллективе по танцам. Не так много общались, в основном по делу. Никогда не были близкими подругами. Просто знакомые.
Я прекрасно помню тот день. Обычный вроде бы, никакого дождя, сильных порывов ветра, сдувающих душу, или вспышек молнии, как в фильмах. Все просто и банально. Мне позвонила Танька. В трубке слышались всхлипы. Танька вообще редко плакала. На редкость бессердечная и самоуверенная девчонка, но я почему-то очень хорошо с ней общалась. А тут вдруг такое…
«Наташка погибла».
Я просто оцепенела. У меня не было ни слез, ни истерики. Просто тупое оцепенение. Я долго сидела, уткнувшись взглядом в стену. Я просто не понимала, не осознавала, до меня не дошло.
Она не могла погибнуть. Просто не могла. Потому что ей было пятнадцать. Потому что она никогда никому не причиняла зла. Потому что не должна была. Это было неправильно.
Потом мне стали звонить еще из нашей группы, и еще… Бесконечный поток звонков, и все содержат всхлипы, и чей-нибудь срывающийся голос, заикаясь и захлебываясь слезам, пытался донести до меня дикую по своей нелогичности информацию: «На-наташка…». «Я знаю, - перебивала я. - Она погибла». Тихо и безучастно, как автомат. Я и была автоматом. Просто я не понимала. Она не могла погибнуть.
Потом мне позвонил еще кто-то. Из класса, тот, кто не знал.
- Юлька, - обеспокоенный моим тупым длительным молчание голос, - все нормально?
Я бросила трубку.
И просто поняла. Осознание вихрем ворвалось мне в голову, сметая все на своем пути. Меня прорвало. Как будто вытащили затычку, и я смогла вдохнуть воздух, одновременно выплескивая его вместе со слезами.
Удивительно, но мои родители *да-да, именно во множественном числе. Тогда ведь отец еще был с нами* не знали о том, что произошло до самого последнего момента. До того момента, когда мне надо было объяснить свое отсутствие в школе тем, что я собиралась идти на похороны.
В нашей семье все всегда пытались сохранить хотя бы видимость покоя. Скандалы родителей всегда проходили за закрытой на кухню дверью, но у меня невероятно чуткий слух, поэтому скрыть от меня ничего не удавалось. Им хватало своих проблем, они привыкли, что свои я решаю сама.
Если я отвечала, что у меня все нормально, то значит так и есть. Они невероятно упорно цеплялись за иллюзию. Иллюзию того, что все нормально, что их маленький стерженек в порядке. Проверять или допытываться им просто не хотелось.
Только на похоронах я узнала все подробности. То, что она попала под машину на глазах у родителей. То, что эта тварь за рулем укатила, бросив истекающую кровью девочку на дороге. То, что она полтора часа еще была жива, но скорая помощь приехала через два. То, что менты приехали почти сразу, но отказались отвести ее на машине до скорой. Не хотели сиденья кровью запачкать.
В церкви вдруг пришло неожиданное облегчение. Пусть совсем чуть-чуть, но все же. Хотя я никогда не была фанатичной верующей, но что-то в моей груди затрепыхалось.
Тогда священник сказал, чтобы мы не должны плакать. Потому что там она счастлива. Она еще не успела нагрешить, поэтому Бог прибизит ее к себе и сделает своим ангелом. Она должна стать ангелом для всех нас, кто ее знал.
Еще перед глазами стояло лицо ее старшего брата. Безжизненное, белое, застывшее. Лицо отца, искаженное страшной гримасой. Может быть, он долго и не прожил после этого, что-то с сердцем было. Не знаю. Дикие, нечеловеческие крики матери до сих часто снятся мне. Видеть, как дочь закрывают в деревянном гробе, как заколачивают его и опускают в землю… Медленно, потихонечку, словно с садистким удовольствием. В тот момент я просто молила, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы не стоять среди огромной рыдающей толпы.
Наверное, еще больший шок я испытала, когда с работы вечером приехала мама. Первый же ее вопрос: «А ты уроки сделала?» просто вырубил меня в моральном плане. Конечно, ведь на следующий день я должна была пойти в эту гребаную школу, и что может быть важнее уроков!.. Блиа.
Я достала тетрадку и молча закапывала ее слезами. Уже потом, через какое-то время просматривая ее, я поняла, что все буквы размылись и превратились в неясное месиво. А я-то думала, что такое только в книгах описывают.
Впоследствии катализатором к истерике становились слова «все нормально?». Наверное, где-то в подсознании надежно отложилось, что именно с них все и началось. Самое трудное было удерживать непроницаемую мину на уроках. А потом можно было вернуться домой, в родное безразличие, и знать, что никто не будет доканывать вопросом, все ли нормально. Потому что им было все равно.
Наверное, с маминых слов насчет уроков и началось мое окончательное отдаление от нее. Если раньше мы просто ругались из-за моего переходного возраста и дерьмового характера, то теперь я просто перестала доверять. Не хотелось ожидать удара по больному месту. Опять.
Хочет держать за иллюзию нормальности – пусть держится. Переживу. Уже пережила.
Я никогда не прихожу за душевным разговором или советом, между нами стали невозможны нормальные человеческие отношения «мама – дочка». На ее вопросы, как у меня идут дела, я неизменно отвечаю: «Все нормально», словно эти слова вгрызлись мне на корочку мозга.
Ярким пятном среди последующей череды угольно-черных дней идет одно маленькое, но очень дорогое мне событие.
Вскоре после похорон Дашке, одной из моих подруг по коллективу, Наташина мама вдруг передает ей подарок. «Это от Наташи. У тебя ведь день рождения был. Она приготовила, просто… отдать не успела».
Не поверите. Это оказался маленький фарфоровый ангелочек. У меня просто не было слов. Я посмотрела наверх и благодарно кивнула.
Жизнь продолжалась…
Спустя две недели произошла та самая хрень, когда машина почти перед самым новым годом проехалась мне по ноге, и я ходила в гипсе. Дома, почти всегда в одиночестве, мне почему-то было легче справляться с черной депрессухой.
Странно, но только тогда я поняла, что жизнь чертовски несправедливая штука. Что она забирает тех, кто меньше всего заслужил это, а многие твари безнаказанно остаются на земле ипать мозги и другим. Я поняла еще многое, просто… не могу это объяснить словами. Все перевернулось и встало на свои правильные жизненные позиции. Пусть и жестокие.
Многие меня потом спрашивали, мол, ты была с ней такой близкой подругой. Нет. Просто я слишком сильно это через себя пропустила и позволила всему этому войти глубоко в душу. Это событие стало толчком к моему моральному перевоплощению. Тяжелому, болезненному, но, наверное, необходимому.
Я бросила танцы. Хотя жить без них не могла. Официальным поводом были проблемы с ногой, врачи запретили танцевать. Хотя я всегда отличалась редким безразличием к собственному здоровью и прекрасно знала, что если захочу, то смогу танцевать.
Я не захотела. Просто не смогла вернуться туда и видеть опустевшее место.
…С тех самых пор я полюбила одиночество. Именно тогда на меня вдруг начали накатывать непонятные волны отрешенности. То есть, прямо во время какой-нибудь шумной тусовки я могу замереть на месте и тупо таращиться в одну точку. Это как транс. Потом я, правда, быстро отхожу.
С тех пор люди начали называть меня странной…

А ведь у меня все хорошо.
Да и незачем что-то говорить) И плакать тоже не стоит.
То, что у тебя все хорошо в жизни, - просто замечательно. Наслаждайся, пока можешь
У меня в жизни все тоже в принципе неплохо. Эти все мои тараканы - это результат неправильного понимания жизни. У меня перевернутое с головы на ноги мировоззрение, вот и мучаюсь по всем поводам
Я тоже мучаюсь)
Тогда священник сказал, чтобы мы не должны плакать. Потому что там она счастлива. Она еще не успела нагрешить, поэтому Бог прибизит ее к себе и сделает своим ангелом. Она должна стать ангелом для всех нас, кто ее знал.
это правда. Я считаю, что один из самых больших человеческих грехов - страх смерти, своей и чужой. И, к своему стыду,сама ужасно её боюсь - своей и чужой. Но упорно борюсь с этим страхом.
А вот это
Наверное, еще больший шок я испытала, когда с работы вечером приехала мама. Первый же ее вопрос: «А ты уроки сделала?» просто вырубил меня в моральном плане. Конечно, ведь на следующий день я должна была пойти в эту гребаную школу, и что может быть важнее уроков
Наверное, с маминых слов насчет уроков и началось мое окончательное отдаление от нее. Если раньше мы просто ругались из-за моего переходного возраста и дерьмового характера, то теперь я просто перестала доверять. Не хотелось ожидать удара по больному месту. Опять. Хочет держать за иллюзию нормальности – пусть держится. Переживу. Уже пережила. Я никогда не прихожу за душевным разговором или советом, между нами стали невозможны нормальные человеческие отношения «мама – дочка». На ее вопросы, как у меня идут дела, я неизменно отвечаю: «Все нормально», словно эти слова вгрызлись мне на корочку мозга.
мне отлично знакомо. Я меня самой больше нет доверия к своей маме. Именно из-за таких моментов-непонятных мне и диких. Из-за таких странных ценностей, которые идут с моими вразрез. Хотя раньше все вроде как было не так. Оказалось, я не знаю свою маму. Конечно, можно предположить, что это "делай уроки" (в моем случае фразы практически те же) - идентично "жизнь продолжается". Но что-то не хочется такой идентичности. И я перестала доверять своей маме. Она узнает обо всем последней - обо всем, что происходит в моей жизни. Обижается, но что делать...Я честно пыталась все нормализовать.
Странно, но только тогда я поняла, что жизнь чертовски несправедливая штука. Что она забирает тех, кто меньше всего заслужил это, а многие твари безнаказанно остаются на земле ипать мозги и другим.
Бог забирает всегда самых лучших. Просто людям сложно это понять. Но многие в конце-концов понимают. А этот мир.. Я уже перестала рассуждать о его падении. Я вообще уже несколько лет как готовлюсь к Апокалипсису, не больше не меньше. Серьезно. Меня это уже почти не пугает, так как все предрешено.
С тех пор люди начали называть меня странной…
И наплевать. Зато ты - не стадо.
мурашки от каждого слова...так больно...
Зря
Хотя жизнь на самом деле стоит того, чтобы ей наслаждаться. Пусть и редко, но все же хорошие штуки тоже частенько происходят. Наверное, это неправильно, но лично я в последнее время живу только хорошими воспоминаниями. Потом что-нибудь еще хорошее просиходит, и я снова живу до нового события.
Маленькая С
И, к своему стыду,сама ужасно её боюсь - своей и чужой. Но упорно борюсь с этим страхом.
Странно, но я боюсь только чужой смерти. Любого близкого, знакомого, да и незнакомого человека тоже. Просто страшно, когда человек уходит из жизни на твоих глазах. Или едва не уходит. У меня вообще с машинами целая история связана...
И я перестала доверять своей маме. Она узнает обо всем последней - обо всем, что происходит в моей жизни. Обижается, но что делать...Я честно пыталась все нормализовать.
У меня та же самая херня. Просто она когда-то выкинула меня из своей жизни, а потом захотела все вернуть. Но я-то все помнила. Я не игрушка, чтобы играть со мной, когда хочется, а когда надоест - выкидывать на помойку или засовывать на антресоль.
Я вообще уже несколько лет как готовлюсь к Апокалипсису, не больше не меньше. Серьезно. Меня это уже почти не пугает, так как все предрешено.
Апокалипсис наступит в 2030-2035 годах. Я знаю. Просто этот мир изжил себя.
И наплевать. Зато ты - не стадо.
*старательно сплюнула* Спасибо, мамуль!
Missing...
Ой, да что вы... Не переживайте из-за моих проблем. Они того не стоят, уверена)))
Но все равно спасибо большое, что отозвались
Заходи(те) еще - буду рада
Давай *сделала реверанс* Будем считать, что официальное знакомство состоялось
Взаимно))